Альберт-Эмиль Брахфогель - Людовик XIV, или Комедия жизни
Никогда Анна не была еще так прекрасна, как в эту минуту. С глазами, полными слез, с выражением мольбы на лице она была неотразимо прелестна. Король смотрел на нее в немом восхищении. Он прижал свои руки к груди, как бы желая усмирить страшное биение сердца.
— Чудная, несравненная женщина! Значит, эта ненависть, которую вы выказывали, была не более, как средство, чтобы заглушить любовь ко мне?.. О, как дорого я дал бы, чтобы вернуть мою утраченную свободу, чтобы всецело принадлежать тебе, тебе, моя несравненная Анна!..
Король опустился перед ней на колени и страстно прижал к себе. Анна опустила голову и губы их встретились в жарком поцелуе…
— Я полюбила тебя и буду любить, хотя бы это довело меня до погибели!.. — шептала она.
— О, нет, нет, ты будешь счастлива! Я окружу тебя всеми благами, которых может пожелать смертный, только люби меня!.. Без твоей любви ни мое могущество, ни слава не будут иметь никакой цены, никакого значения!..
— За себя я не боюсь, но страшусь, как бы моя любовь не принесла несчастья тебе, мой Людовик! Что, если Терезия и Филипп соединятся для отмщения своих поруганных прав?
— Разве мы не имеем всех средств, чтобы скрыть от них нашу любовь? Мы будем таить ее в глубине наших сердец, и ничей нескромный взор не откроет ее! Ах, какая счастливая мысль! Правда, средство это не совсем благородно, ну да в этом случае мы готовы сказать, вместе с иезуитами «цель оправдывает средства». Мы назначим девицу Лавальер нашей статс-дамой вместо Гранчини и представимся страшно влюбленными в нее. Таким образом, мы проведем самых догадливых шпионов. Пусть все думают, что девица Лавальер — наша возлюбленная, между тем как она будет служить только ширмой для моей любви к тебе, моя несравненная Анна!..
Король страстно целовал ее руки, волосы, платье!.. Послышался легкий стук в дверь. Король выпустил Анну из своих объятий.
— Войдите.
На пороге показался Фейльад.
— Придворные дамы герцогини ожидают ее высочество в Луврской галерее.
— До свидания, герцогиня, — сказал король, целуя руку Анны. — Смело доверьтесь маршалу Фейльаду, его преданность испытана.
Маршал проводил герцогиню в мастерскую Миньяра. Пробыв там несколько минут, чтобы оправиться от волнения, Анна вышла в Луврскую галерею, к своим дамам, и никто не мог бы прочесть на ее прекрасном лице восторг и счастье, которое она испытывала. Только глаза ее светились каким-то неестественным блеском!
Через неделю Гранчини была назначена статс-дамой королевы, а девица Лавальер заняла ее место при герцогине Орлеанской.
Глава IX. Последний праздник барона Фуке
В шести милях от Парижа, в одной из самых живописных местностей, находился замок Во, принадлежавший министру финансов, барону Фуке. Барон давно уже замечал, что над его головой собирается гроза, и потому употреблял все меры, чтобы вернуть благосклонность короля. Зная, что Людовик XIV любит увеселения, он устраивал для него самые роскошные, самые разнообразные празднества, не подозревая, что, выставляя таким образом напоказ свои несметные богатства, он еще больше вооружал против себя короля и убеждал его в своем мошенничестве. Наконец, желая окончательно ослепить короля своей роскошью, он пригласил его в замок Во, который действительно превосходил своим великолепием все, что только могло создать прихотливое воображение.
— Ну, Фуке, — воскликнул король, осмотрев замок. — Версаль покажется нам лачугой после этого замка. Интересно знать, во что он вам обошелся?
— Очень сожалею, что не могу удовлетворить любопытство вашего величества, но я терпеть не могу никаких счетов и потому всегда сжигаю их.
Король улыбнулся, но улыбка эта предвещала мало хорошего для опрометчивого хозяина.
В программу своего праздника барон поместил также и спектакль. На этом основании был приглашен Мольер со всей труппой. Бедный Мольер чувствовал себя чрезвычайно одиноким среди блестящего общества, наполнявшего залы замка. Единственные два лица, относившиеся к нему с дружелюбной простотой — принц Конти и Марианна, — не присутствовали на этом празднике из-за болезни принцессы. Горячее желание благородной четы было наконец исполнено, и Марианна подарила своему мужу прелестного сына.
Бедному поэту решительно не с кем было перемолвить и словечка, как вдруг он увидел в толпе гостей своего старинного приятеля Миньяра.
— Что это, дружище, вы как-то невесело смотрите? — спросил его художник.
— Правду сказать, я побаиваюсь за мою новую комедию «Несносные», — отвечал Мольер.
— Вот вздор! Да она чрезвычайно понравится, в особенности королю, потому что в этой комедии, точно в зеркале, отражаются все его чувства.
— Вы шутите, Миньяр!
— Нисколько!
— Это для меня величайшая загадка!..
— Я бы вам объяснил ее, да боюсь, что вы, пожалуй, выдадите меня!
— Неужто вы сомневаетесь в моей честности?
— Ну так слушайте! Герцогиня Орлеанская — самое могущественное лицо при дворе, хотя этого почти никто не знает. Все остальные, не исключая прелестной Лавальер, представляют для короля только «Несносные». В Эрасте и Орфизе вы, сами того не подозревая, представили самого короля и герцогиню Орлеанскую. Но будьте осторожны, Мольер, это опасная тайна.
Мольер с изумлением смотрел на художника.
— Да! Это драгоценнейшее открытие, — вскричал он. — Вы увидите, что благодаря ему или я сделаюсь любимцем короля или попаду в величайшую немилость.
К вечеру все общество собралось в громадную бальную залу, занимавшую середину всего здания. Хрустальные люстры горели тысячью огней, роскошные экзотические растения распространяли самое тонкое благоухание. Из раскрытых окон виднелся тенистый парк, освещенный серебристым светом луны. Наконец появились Людовик XIV под руку с королевой Терезией и за ним все члены королевского семейства. Барон Фуке подал королю афишу спектакля, напечатанную на атласе, и вдруг по мановению руки хозяина одна из стен залы мгновенно раздвинулась и глазам изумленных зрителей представился прелестный театр. Оркестр Люлли сыграл увертюру. Занавес взвился. Сцена представляла прелестный сад, устроенный из настоящих деревьев и кустов, на которых колыхались фантастические гирлянды живых цветов. Там и сям журчали фонтаны, отражая в своей пенящейся влаге бесчисленные огни.
На сцену влетела золотая колесница, на которой восседал Лагранж в одежде Плутона. Под нежный аккомпанемент арфы он прочел дифирамб в честь короля Франции. Потом из-за деревьев появился транспарант с именем короля, поддерживаемый крылатыми гениями и освещенный бриллиантовым огнем. Король остался очень доволен.
— Кому пришла эта счастливая мысль сделать декорации из живых деревьев? — спросил король.
— Осмеливаюсь приписать ее себе, — отвечал барон.
— А мы предполагали, что вы мастер только на денежные выдумки. Приятный сюрприз для нас! Прикажите начинать комедию!
Пьеса началась. Обстановка была так роскошна, какой никогда и не видели на придворной сцене.
Роль Эраста исполнял сам Мольер. Он, точно чудом, превратился в самого изящного придворного и с таким искусством подражал тону и манерам аристократов того времени, что король пришел в восторг и начал даже аплодировать. Арманда же представляла восхитительный образчик самой утонченной кокетки. Но лучше всего удались различные типы «Несносных». Они были так живы, рельефны и естественны, что в каждом новом лице публика узнавала кого-нибудь из своих знакомых.
Комедия имела громадный успех, актеров вызывали несчетное число раз.
— Мы чрезвычайно довольны этой комедией, — сказал король, — мы убеждаемся, что Мольер действительно необыкновенный талант. Монсеньор, — обратился он к герцогу Орлеанскому, — проводите нашу супругу в залу, здесь становится свежо, а мы с герцогиней отправимся на сцену, чтобы осмотреть вблизи ее устройство.
С этими словами Людовик XIV подал руку Анне и, сделав знак Лавальер также следовать за ним, отправился на сцену, между тем как остальное общество перешло в бальную залу.
Но не все находились в таком счастливом расположении духа, как его величество. Девица Лавальер была чрезвычайно тревожна и рассеянна. Во время представления кто-то сунул ей в руку раздушенную записку, которую она не решилась бросить и в то же время не знала, куда и спрятать. Не менее были сконфужены де Гиш и Лорен, которые только было начали ухаживать за Армандой, как вдруг появился король.
— Что вы здесь делаете, господа? — вскричал король. — Если вы, Лорен, имеете такое пристрастие к сцене, то вам было бы приличнее поступить в труппу Мольера, чем служить при дворе.
Герцогиня Орлеанская громко рассмеялась и бросила торжествующий взгляд на озадаченного придворного.
